Точнее к тому, что осталось от его дома, от его гордости и его мира.
Он аппарировал сразу же, как только был снят, положенный согласно приговору, запрет на магию.
Влажный английский воздух, туманный, но уже прозрачный в предчувствии яркого и торопливого солнца, пронзительно пах весной. Он наполнил легкие, выдворяя из них холод северных ветров, и заставил голову слегка кружиться.

       

Они тянулись бесцветными днями, холодными штормовыми, выстужающими сердце ночами, смотрели в глаза бесстрастными звездами, накалывая душу на свои тонкие иглы. Они тянулись бесконечным змеиным хвостом.

Поначалу Люциус совсем не мог спать, а только мучительно думал о произошедшем.
Он вспоминал день ареста: как в дом ворвались авроры, как градом сыпались заклинания, обращая в прах старинные статуи, как раскалывались барельефы, опадая живописными кусками мрамора, как пронзительно кричал испуганный павлин…
Память-предательница услужливо подкидывала воспоминания и прокручивала перед его мысленным взором лицо Снейпа, уходящего в Визжащую Хижину с Последней Битвы, и Люциус тогда не мог – или не хотел? – разгадать настоящий смысл этой горькой полуухмылки и едва заметной нежности во взгляде. В тот момент Малфой даже не мог себе представить, что видит его в последний раз.
Щенок Поттер потом слезно рассказывал, как нашел Снейпа, истекающего кровью от укуса Нагайны, как получил от него воспоминания и каким героем он теперь его считает.
Авроры кинулись в хижину сразу же после смерти Темного Лорда, но тела не нашли. Это больше всего волновало Малфоя. Раз тело не найдено, то, вполне возможно… во всяком случае, не исключено?...
Не исключено, что он выжил?
Но десять лет – этих десять проклятых лет! – никаких вестей от него не было.

А потом все ощущения как-то притупились, чувства по цвету сравнялись с серыми северными днями и темными стенами Азкабана.

Так было.

* * *

Малфой-Мэнор слепо и укоризненно смотрел на него заколоченными окнами и протягивал обрубки рук-перил.
Мраморные обломки, как он и запомнил их в последний момент, все так же валялись рядом с лестницей, выходящей в сад, только уже изрядно заросли да были забросаны естественным мусором – поместье давно никто не приводил порядок. Некогда безупречная газонная трава теперь была едва заметна среди сорняков и выжженных заклинаниями пятен, но, однако, с завидным и трогательным упорством пробивалась из влажной земли.

Он ходил от колонны к колонне, касался запечатанных аврорской магией дверей, а призраки прошлого неотступно следовали за ним, шаг в шаг, наступали на края дорожной мантии.
Реальное время перестало существовать.

           

Возвратившись сюда так быстро, он совершил чудовищную ошибку, и память теперь мстила ему за это – как всегда ловко и изобретательно. Ему давно не было так плохо.
Он сдавил виски пальцами и закрыл глаза, бессмысленно повторяя одну и ту же фразу: «Не хочу, не хочу, не хочу…» Не хотел только одного: чтобы его прошлое сейчас представало перед ним так же ярко и реально, как и сегодняшний ясный день.

Горечь воспоминаний кривила губы и раздирала грудь, мешая дышать.